Кратко о сюжете виньетки: в семью погибшего на фронте офицера приехал его однополчанин, который передает отцу, матери и брату погибшего его личные вещи - фуражку и шашку. При этом присутствует полковой священник. Офицер - подполковник Л-Гв. Семеновского полка (синие петлицы). Почему именно семеновец - поясню в подобии исторической справки. Отец убитого - отставной капитан, кавалер орденов Св. Станислава 3 с мечами и 2 степени и Св. Анны 3 степени, награжден медалью "В память 300-летия дома Романовых", в прошлом - офицер Перновского гренадерского полка. Брат - кадет 1-го кадетского корпуса.
Фигуры 75 мм, материал - Apoxie Sculpt + Green Stuff, акрилы Vallejo и Andrea

Фигуры, отснятые до установки на общую площадку, на рабочих подставках, поэтому не всегда строго вертикальны

В некотором роде эта виньетка – отображение семейной истории. Я уже писал вот здесь viewtopic.php?f=36&t=6492&start=15 , что мой прадед – подпоручик Л-Гв. Семеновского полка Сергей Владимирович Чуфаровский, был убит в ходе Галицийской операции 24 августа 1914 года. Странно писать о 21-летнем парне «прадед». Хотя, сложись все по-другому, мы бы с ним вполне могли бы общаться.
Вот что писал о его гибели летописец Семеновского полка полковник Зайцов:
С утра 24 августа полк выступил в авангарде дивизии. Вперед была выслана разведка подпоручика Чуфаровского. Пройдя Борженчинек и дойдя до домов «к Кщонову», полк был внезапно обстрелян очень сильным артиллерийским огнем противника. Одновременно с этим был убит начальник нашей разведки подпоручик Чуфаровский. Действительно, как раз у этих домов, как мы сейчас это знаем, начиналась сфера действительного огня батарей австрийцев, ставших еще накануне на позицию за укрепленным рубежом: Быхово – р. Пор. Полк спешно стал развертываться, а батарея, бывшая при полку (6-я), выехала на позицию.


В составленном полковником Зайцовым «Синодике Лейб-гвардии Семеновского полка» среди погибших значатся:

В сражении с австро-венгерской армией у ЛЮБЛИНА
(20 Августа – 2 Сентября 1914 г.)

20-го Августа у ВЛАДИСЛАВОВА:

Подпоручик Александр ПЕНХЕРЖЕВСКИЙ

24-го Августа г. дв. СТРУЖА:

Подпоручик Александр фон дер ЛАУНИЦ
Подпоручик Сергей ЧУФАРОВСКИЙ

25-го Августа у с. УРШУЛИН:

Подпоручик Олаф фон ТИГЕРШТЕДТ

и всего до 100 нижних чинов.

Вот как описывал похороны офицера-семеновца служивший в этом же полку Юрий Владимирович Макаров (« Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917. Мирное время и война» — Буэнос-Айрес: Доррего, 1951). Здесь он пишет о полковом храме – Введенском соборе (СПБ, Загородный проспект).



"Особенное значение церковь получила с тех пор, когда, с началом первой германской войны, в ней стали хоронить наших убитых офицеров. Все тела, которые удавалось вынести, в цинковых гробах, сделанных из патронных ящиков, привозились в Петербург и замуровывались в бетонные саркофаги, которые располагались во всю ширину церкви, рядами. К 1917 году ими была занята почти вся нижняя церковь. Было их не меньше сорока. После войны предполагалось соорудить под церковью склеп усыпальницу, но... «Бог судил иначе»...
В конце августа 14 года начались потери. Сначала привезли одного убитого, потом двух, потом пять и понемножку цементными гробами заполнялась вся нижняя церковь полкового Собора.»

«Сначала один» - это подпоручик Пенхержевский, «потом двое» - это Чуфаровский и фон Тигерштедт (тело подпоручика фон-дер Лауница его мать увезла в родовое имение).
Вот так описывает Ю.В.Макаров процесс встречи гроба с телом погибшего офицера. Организатором похорон выступала жена командира полка Мария Владимировна Эттер, «председательница, душа и главная пружина «Семеновского дамского комитета»

»Всех привезенных убитых М. В. всегда встречала на платформе сама. И делала она еще больше. Когда от мужа на ее имя приходили телеграммы о потерях, она брала эти телеграммы и отправлялась сообщать страшные новости матерям и женам. Другая бы сказала по телефону, кружным путем кому-нибудь из не очень близких, чтобы потихоньку, осторожно подготовили. Но она считала это своим священным долгом и все удары наносила самолично.

"Теперь думается, что может быть не следовало привозить тела убитых офицеров в Петербург. Пожалуй красивее было бы хоронить всех тут же, на месте, рядом с боевыми товарищами в общей могиле, которая не даром называется «братской». Но семьям хотелось иметь от близких хоть что-нибудь, вот тут, рядом, чтобы было над чем помолиться и поплакать. И этого утешения, когда имелась возможность, трудно было их лишить.

Убитых привозили с Варшавского или с Балтийского вокзала, обыкновенно под вечер. К какой-нибудь 10-ой или 6-ой запасной платформе должен подойти товарный поезд. На пустой платформе кучка людей. Маленький о. Иоанн Егоров, протодьякон Крестовский, рядом солдат-псаломщик; у него в руках кадило и узел с траурным облачением. Пять певчих. Несколько офицеров, или раненые на излечении, или сами на днях едущие в полк, М. В. Эттер и несколько женщин в черном. Среди них одна в густой черной вуали, так, что почти нельзя узнать, кто она. Сейчас она главное лицо. К ней не подходят и с ней не здороваются, только почтительно кланяются издали, а она этих поклонов не замечает. Около нее две, три женщины в черном, самые близкие, мать, сестра. О том, что случилось, она знает уже несколько дней. Все эти дни она держалась изо всех сил, только молилась и плакала у себя в комнате. Но сейчас она боится, что не выдержит... Очень уж страшно это первое свидание после разлуки. Только бы не вздумалось кому-нибудь из чужих подойти, взять за руку, поцеловать, обнять... Она как стакан, налитый с верхом. Тронуть его и все разольется. Ждать приходится долго. Иногда час, иногда больше. Наконец показалась голова бесконечного товарного поезда. Но платформа пуста. Разгружать будут завтра. Сейчас разгрузят только один вагон. Поезд подполз и с грохотом и лязгом остановился. Весовщик по бумажке нашел вагон, щипцами отщелкнул пломбу, откатил дверь и сняв фуражку посторонился. В вагон вошло духовенство и стало облачаться. За ними тихо, давая друг другу дорогу, вошли все, женщины впереди, мужчины сзади. В глубине на полу длинный, узкий, цинковый ящик, из патронных коробок. Ящик одинаковой ширины и в ногах и в плечах. На плоской крышке проволокой крест-на-крест, припаяны ножны и шашка, с красным потрепанным темляком. Над ними прикреплена смятая, выцветшая от дождей и солнца защитная фуражка. Раздают свечи. Раздувая кадило, тихо рокочет протодьякон: «Благослови Владыко...» «Благословен Бог наш...» Тихим и грустным голосом отвечает о. Иоанн. И тихо, в четверть голоса, но необычайно согласно и стройно вступают певчие: «Благословен еси, Господи, Научи мя оправданием Твоим, Усопшего раба Твоего упокой, Презирая его все согрешения...»

Молятся за упокой души новопреставленного воина Александра. Все тихо. Слышно только, как через два пути маневрирует поезд и свистит паровоз. Впереди на коленях, склонившись головой к цинковому ящику, стоит женская фигура. Лица не видно. Все скрыто черным вуалем. Не слышно ни рыданий, ни всхлипываний. Слезы все выплаканы. У нее только изредка вздрагивают плечи.

Позади на коленях стоят другие женские фигуры в черном. И молитва у них мешается с мыслью, которую хочется, но нельзя прогнать. Вот сегодня главное лицо она, а через неделю, месяц, или полгода, в такой же черной вуали буду стоять на коленях я... И в таком же до ужаса простом, непохожем на гроб, домашнем садовом ящике, который открыть уже нельзя, да лучше и не открывать, будет лежать то, что останется от молодого, сильного, веселого, ласкового человека, который дал мне столько счастья... И вместо новопреставленного воина Александра, будут произносить нараспев другое имя, которое мне так дорого, и которое я так люблю...

Из всех христианских обрядов, нет трогательнее и утешительнее нашей православной панихиды. Столько сотен лет и столько миллионов убитых горем людей молились под эти слова и слушали эти полные простоты и тихой грусти напевы, что и эти слова и эти напевы сами по себе приобрели чудодейственную силу посылать примирение и успокоение измученной и страдающей душе.

Пропели вечную память. Офицеры подняли ящик на плечи. Иначе нести нельзя, не за что взяться. Перенесли на товарный двор, где стояли полковые дроги, самые простые, черные, в две лошади. Маленькая процессия потянулась по Измайловскому проспекту, повернула по 1-ой роте, пересекла Забалканский и вышла на Загородный. Когда поровнялись с командирским домом, раздались удары колокола. Это полковой Введенский Собор, мерным торжественным звоном, встречал еще одного своего прихожанина."

Я не стал делать гроб и полностью восстанавливать описанную в этих воспоминаниях обстановку, а то выглядело бы совсем уж траурно, как на фото. Кстати, эта фотография сделана во Львове в сентябре 1914 года. Не исключено, что это денщики везут тела семеновцев Чуфаровского и фон Тигерштедта.

Мне очень понравилось.
Есть правда пара моментов...
У священника наручи одеваются поверх рукавов.
По усопшим нельзя долго плакать. Это порицается. Человек после смерти перерождается для новой жизни и т.д и т.п. Даже много преданий есть о том как плохо заканчивала жизнь вдова, которая долго горевала о погибшем муже.

_________________
Мы наш Мы новый Мир построим

https://boosty.to/veramal_

Спасибо за отзыв. Но по поводу "моментов" ты, Дима, малость в штангу вмазал. Во-первых, не наручи, а поручи.
По́ручи, нарука́вники (греч. ἐπιμανίκια) — в православной церкви часть богослужебного облачения духовенства, предназначенное для стягивания рукавов подризника у священников и епископов (Википедия).
То есть они одеваются поверх рукавов ПОДРИЗНИКА. Где ты видел, чтобы священник одевал из поверх рясы? Тогда он был бы похож на бухгалтера, смех один! Прямо-таки богохульные мысли высказываешь!

Хорошая работа !!

_________________
toyarmies.com

Я имел в виду вот так вот

Но что верно то верно. На подрясник. Просто если есть епитрахиль, то и поручи.

_________________
Мы наш Мы новый Мир построим

https://boosty.to/veramal_

Выходит - накосячил! Извиняйте, православные!

Как обычно - "нестандарт". Очень интересно и неплохо.
Мальчик вот только на молодого Кашпировского похож... имхо.

_________________
"Если выпало в Империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря..."
И.Бродский. "Письма римскому другу". 1972г.

Что тут скажешь... масштабно и , я бы даже сказал душевно! Тема не избитая - это плюс. С большим интересом рассмотрел винетку

Не буду занудствовать по поводу историчности , но по одному из персонажей всё же хочется задать два вопроса:
1. Отец убитого за всю свою офицерскую карьеру никогда не воевал? Набор орденов и медалей говорит именно об этом.
И кстати, при ношении более старшей степени ордена, младшая не надевается (при условии, что это не орден за боевые заслуги). Поэтому "Станислав" 3 ст. здесь лишний.

2. Если это офицер запаса, то почему у него погоны строевого офицера? И почему они такой расцветки?

И ещё один вопрос - почему у кадета 1-го Кад. Корпуса белая выпушка на погонах?

И, кстати, да - сюжет очень понравился!
Хотя после гибели офицера, по идее, от него должны были остаться не только шашка и фуражка. Как минимум ещё ордена, письма и др.
Да и присутствие священника здесь - скорее театрально, чем исторично.
Но в целом, повторюсь, сюжет цепляет. И это здорово!

Сергей, а почему "занудствовать"? Если замечания по существу, то это не занудствование, а конструктивная критика работы. Я в данной теме совсем не силён, но чувствуется, что Ваши замечания верны и справедливы. Так что, автор должен быть только благодарен за них...

_________________
"Если выпало в Империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря..."
И.Бродский. "Письма римскому другу". 1972г.

Gennadius
"...Если замечания по существу, то это не занудствование, а конструктивная критика..."

1. Боюсь, что людей, считающих точно так же, на форумах уже почти не осталось. Основная масса уверены в обратном. Почему и стараюсь в последнее время особо не высовываться.

2. Вряд ли автору доставит удовольствие, если его работу сейчас будут детально и подробно разбирать, перечисляя все ошибки. Лучше от этого она всё равно не станет, а настроение у человека может испортится. А ведь он в неё вкладывал душу.
Поэтому и задал всего лишь несколько небольших вопросов, рассчитывая, что у автора есть какое-то объяснение сделанному.

Остались. Очень интересно как оно все было на самом деле!!!!

_________________
Мы наш Мы новый Мир построим

https://boosty.to/veramal_

2SKL: Спасибо за внимание к работе и одобрение сюжета. Ради сюжета она и делалась. По поводу участия в боевых действиях прототипа отставного офицера могу сказать следующее: участвовал в составе 3-го Перновского гренадерского полка в Аладжинском сражении, был ранен в ногу и потом находился на попечении Александровского общества. По-видимому, вследствие ранения был откомандирован в 3-й железнодорожный батальон, откуда и вышел в отставку в чине капитана.
Офицеры жд батальонов носили погоны инженерных частей - серебряный галун с красными просветами. По поводу погон отставных увечных офицеров нашел следующую информацию:

Продольные погоны отставным штаб-офицерам(с зигзагом против прибора на среднем галуне) были даны 19.08.1904 г., а отставным обер-офицерам, имеющим орден Св. Георгия или раненым, состоящим под покровительством Александровского комитета о раненых - 25.01.1905 г Эти погоны отставных обер-офицеров также имели отличия от офицеров действительной службы-узкие полоски галуна против прибора вдоль просвета.
http://www.google.ru/url?q=http://wap.1 ... Y3QfZ8q5Tw

Кстати, что означает причисление ко 2-му классу по ранению? Это типа нашей 2-й группы инвалидности? Я задавал этот вопрос на 1914-м сайте, но ответа не получил.

Прорисоывать тонкий золотой галун вдоль просвета умения не хватило, каюсь!
Что касается прототипа убитого - как я писал, он погиб 24 августа 1914 года под Люблином. Так что заслужить орденов не успел, да и писем из дома вряд ли накопил. По поводу передачи личных вещей - была идея, но как ее воплотить? Узелок еще в руки дать? Тогда торжественность момента нарушится.
А что, выпушка на погонах 1-го МКК должна быть желтой? Значится - косяк. А на Кашпировского действительно похож